Накануне 100–летнего юбилея белорусской милиции гостем «СБ» стал министр внутренних дел Беларуси Игорь ШУНЕВИЧ. Разговор о прошлом, настоящем и будущем защитников правопорядка получился не совсем праздничным, зато весьма конкретным, откровенным и деловым: министр согласился ответить на любые, даже нелицеприятные вопросы редакции.

— Игорь Анатольевич, чем за прошедший век стала милиция для Беларуси?

— Из стихийного народного ополчения в начале прошлого века милиция выросла в очень мощную и надежную опору государственности в стране. В структуру, которая выполняет весьма серьезные задачи: обеспечение национальной безопасности и охраны общественного порядка. Причем милиция отвечает за высокое качество этих услуг. Я подчеркну, говоря современным меркантильным языком, это действительно оплачиваемые народом услуги. И они оказываются в достаточной степени, чтобы гарантировать поддержание высокого уровня порядка и безопасности. Кроме того, нынешняя милиция развивается не менее динамично, чем развивается преступность, которая неуклонно прогрессирует вместе с цивилизацией. Чтобы отвечать современным вызовам и угрозам, милиция должна быть не просто на шаг впереди, но и, образно говоря, лететь со скоростью локомотива. Сегодня у нас это получается. МВД — хорошо оснащенное ведомство с высокоорганизованным и подготовленным офицерским корпусом, которое может выполнить любую задачу по обеспечению правопорядка и гарантировать людям защиту их прав и свобод.

— Несколько месяцев «СБ» рассказывала об этапах становления белорусской милиции. Судя по этой хронике, силы правопорядка постоянно реформировались: переподчинялись, сокращались и прирастали новыми подразделениями. Какие уроки можно извлечь из тех экспериментов?

— Главных уроков два. Первый: при любых потрясениях мы обязаны сохранить преемственность в работе министерства, сберечь весь опыт, наработки, традиции, накопленные предыдущими поколениями милиционеров. И, естественно, преумножить их. Второй урок: развитие милиции должно быть поступательным, эволюционным, без резких метаний. Потому что глобальные эксперименты в правоохранительной системе, во–первых, не продиктованы необходимостью, то есть самой жизнью; во–вторых, история показывает, что многие эксперименты потом приходится нивелировать, устраняя их последствия. Поэтому мы идем по пути реформирования, что называется, на мягких лапах — очень осторожно, чтобы не наделать ошибок. Чтобы нашим последователям потом не пришлось их исправлять.

— Был ли период в истории, когда бы все без исключения население было удовлетворено работой милиции?

— Увы, это невозможно. Какая–то часть людей, безусловно, всегда будет недовольна по той простой причине, что они являются объектом нашего правового и административного воздействия. Я говорю не только о нарушителях закона, но и об их родственниках, знакомых, в целом о круге их общения. Причем эти люди, может быть, и не придерживаются преступного мodus operandi, способа действий, но они все–таки относятся к милиции негативно. Кроме того, надо понимать, что работа органов внутренних дел поневоле ассоциируется с чьими–то бедами, болью, потерями. На этом фоне и обыденная каждодневная работа милиции, зачастую сопряженная с риском для жизни, и самые выдающиеся поступки ее сотрудников не так заметны, как в других профессиях. И это… в общем–то нормально.

— Что ж нормального–то?

— Я считаю, что людям важнее конечный продукт нашей работы — ощущение безопасности и спокойствия, а не героические усилия по созданию этого продукта. Поэтому мне кажется, что самая благодарная оценка нашего труда — это когда милицию вообще не замечают, то есть у граждан нет поводов вспоминать о ее существовании.

— Неожиданный критерий. Но жизнь не обходится без событий, когда милиция поневоле выходит на первый план.

— К сожалению, вы правы. Я не буду вспоминать о войнах и прочих подобных потрясениях, когда сотрудники органов внутренних дел наравне с армией честно выполняли свой долг. Примеров достаточно и в нашей новейшей истории. Кто первым взялся за ликвидацию последствий чернобыльской катастрофы, встал на охрану зоны аварии? Кто в числе первых поплатился там жизнью? Милиционеры. При любом масштабном бедствии милиция превращалась в щит, который становился на пути у всякой беды. Да, тогда ее роль становилась более очевидной. Но повторюсь, лучше бы жизнь не давала людям поводов для тревог, а милиции — для подвигов.

— Но разве такой подход не лишает милицейскую профессию романтического ореола? Не опасаетесь, что она станет менее привлекательной для молодежи?

— Действительно, профессия становится отчасти кабинетной, мы немало работаем с бумагой и ручкой. Это связано с тем, что в наше время милиция не только ловит преступников, но реализует и другие правовые задачи в государстве. Занимается документированием преступной деятельности, юридически грамотным оформлением важных процессуальных действий, запросами, ориентировками и т.д. Но вместе с этим романтика из нашей профессии никуда не ушла. Оперативная работа, ее оправданный риск и другие опасные стороны службы по–прежнему присутствуют. Другое дело, что теперь романтика стала более осознанной. Может быть, более прагматичной. Сто лет назад она базировалась на слепой вере в светлое будущее, когда молодые люди были готовы на самопожертвование ради великой идеи. Современный сотрудник милиции не меньше способен на героические поступки. Но сегодня он совершает их не потому, что это нужно делу революции, а благодаря внутренней потребности защищать понятный, справедливый, необходимый нашим людям закон. Просто потому что это правильно.

— Не все сочли правильным ваше появление на параде в День Независимости в форме сотрудника НКВД. Надели бы вы ее еще раз, учитывая эту неоднозначную реакцию?

— Что значит — еще раз? Я надеваю ее каждый год 9 Мая. А моя супруга — общевойсковую форму времен Великой Отечественной. В гараже МВД есть настоящий музейный экспонат — восстановленный автомобиль 1947 года выпуска. После парада мы с женой садимся в этот «Виллис» и едем по Минску, отдавая дань уважения всем сотрудникам органов внутренних дел, которые воевали, погибали или были изувечены войной. В этой форме они работали в тяжелое послевоенное время, боролись с вооруженными бандами, защищали людей от уголовников и нацистских недобитков. Поэтому я горжусь тем, что у меня есть абсолютно точная копия этой формы.

— В мельчайших деталях?

— Она скроена по подлинным старым лекалам. Даже пуговицы отлиты на том же монетном дворе, где их делали в те годы. Более того, у меня есть и полный комплект экипировки — начиная от офицерского планшета и заканчивая компасом времен войны. Только сапоги — новодел, зато из настоящей юфтевой кожи. При этом я не увлекаюсь военной реконструкцией, форму для себя сшил по внутреннему побуждению, за собственный счет. Именно с той целью, о которой уже сказал, — показать, что память о людях, когда–то носивших это обмундирование, жива и почитаема по сей день.

— Супруга охотно разделяет такую семейную традицию встречи Дня Победы?

— Она жена офицера. Другие комментарии излишни.

* * *

— Давайте перейдем к сегодняшнему дню. Какова сейчас криминогенная обстановка в стране? Какую роль тут сыграла милиция?

— Правопорядок в стране характеризует следующая картина. На протяжении уже ряда лет у нас последовательно уменьшается количество совершенных преступлений и их жертв. В том числе погибших и раненых от преступных действий. У нас неуклонно уменьшается число зарегистрированных обращений в органы внутренних дел, то есть у людей становится меньше поводов обращаться за защитой своих интересов в милицию. Эти нисходящие тренды касаются всех видов преступлений, кроме нескольких: мошенничеств, хулиганств и преступлений, связанных с наркотиками. Заслуга милиции в том, что преступность идет на спад, лишь частичная. В чем органы внутренних дел играют ведущую роль, так это в действиях упреждающего характера, в профилактике преступности, нивелировании ее последствий. Но основная причина улучшения криминогенной обстановки — политика государства, в целом направленная на достижение такого результата всеми возможными способами. Назову лишь некоторые важные факторы. Проявление нетерпимости к преступности в обществе. Повысившаяся эффективность прокурорского надзора. Создание Следственного комитета и отдельного ведомства судебной экспертизы, которые работают и на профилактику преступлений, и на их раскрытие. Завершение судебной реформы, сделавшее наше правосудие более справедливым. В итоге у нас произошла такая трансформация общественного сознания, при которой правопослушное поведение становится нормой жизни. Даже граждане, в других условиях склонные к преступной деятельности, добровольно отказываются от нее. Все это, на мой взгляд, означает укрепление позиций правового государства и является самым положительным итогом последних лет.

— Жесткие меры, принятые против торговцев наркотиками, повлияли на ситуацию с этим видом преступлений?

— Безусловно.

— Значит, внимание к этой проблеме может быть ослаблено, чтобы обратить его на более насущные вызовы?

— Никогда, я подчеркиваю это слово — никогда! — мы не станем уделять меньше внимания этой беде. Мы получили слишком горький урок, когда этого внимания было недостаточно. Говоря простым языком, мы проспали вспышку. Оказались не готовы к экспансии на наш рынок очень серьезных преступных групп, к массированной электронной торговле наркотиками, к новым формам наркотических средств, которые вызывают привыкание — и убивают тоже — от одной дозы. Да, своевременное принятие юридических и практических мер позволило эту ситуацию если не повернуть вспять, то хотя бы поставить в управляемое состояние. И мы ей уже не позволим выйти из–под контроля. Потому что преодоление последствий поверхностного отношения к этому социальному феномену обойдется намного сложнее и дороже, чем затраты на неослабевающее внимание к нему.

— Требует ли нынешняя обстановка присутствия на улицах отрядов особого назначения? Быть может, для поддержания порядка достаточно нарядов патрульно–постовой службы?

— ОМОН — это своеобразный бренд, олицетворяющий силовой элемент правоохранительных органов. Но без нужды играть этими мускулами МВД не собирается. В повседневной жизни, когда на улицах тихо и спокойно, ОМОН действительно не нужен. Это специальное подразделение, способное выполнить специфическую задачу по наведению порядка в условиях, когда иные средства органов внутренних дел оказываются малоэффективны. К сожалению, возникновение таких ситуаций и их развитие вполне реально в любом государстве, не только в Беларуси. Но простое патрулирование на улицах — это избыточная функция для отряда, поэтому в ближайшее время мы ее пересмотрим и минимизируем присутствие ОМОНа в общественных местах. Пусть его сотрудники больше тренируются, чтобы быть готовыми оказаться там, где этого потребует обстановка. Такое применение ОМОНа, как бросание его во все веси страны только ради демонстрации силы, будет исключено из практики МВД.

— Вы уже не раз говорили о подоплеке неослабевающего информационного наката на милицию…

— Мне нетрудно повторить. Причина в том, что сегодня МВД — гарант мира и спокойствия в стране. Понимая это и надеясь на определенные плоды дискредитации правоохранительных органов, некоторые оппоненты власти обоснованно считают, что, ослабив эту структуру, опорочив ее в глазах людей, они смогут реализовать свои планы насчет изменения социального строя и политики нашего государства. Сотрудники МВД ведь не с Луны свалились в Беларусь, они такая же часть народа, как и прочие граждане. Так вот именно эту народность, социальность милиции пытаются сейчас разрушить, противопоставляя ее остальной части населения. Сходное давление со стороны разного рода щелкоперов и горлопанов испытывают сейчас и другие правовые государственные институты. Это мое твердое убеждение, и оно сформировано не на пустом месте: я очень хорошо знаю, кто пишет, где этому научился, чьими деньгами это оплачивается. И я прекрасно осведомлен, какие цели преследуют работодатели этих людей. Каждому такому «революционеру» я хотел бы напомнить, как любая революция относится к своим детям — она их просто пожирает со временем.

— Игорь Анатольевич, вот эта ваша убежденность в причинах дискредитации МВД — она не помешает услышать обоснованные претензии к милиции?

— О моем отношении к обоснованным претензиям можно судить по тем словам, которые я повторяю на всех совещаниях, коллегиях, собраниях офицерского состава: «Уважаемые коллеги, мы с вами научились бороться с преступностью в обществе. Об этом свидетельствуют цифры и международные рейтинги, оценивающие Беларусь с точки зрения безопасности. Теперь нам надо научиться бороться с тем же злом внутри нашей системы». Сейчас внутренняя, если хотите, религия МВД — наведение порядка в собственных рядах. По–настоящему. Не фрагментарно, эпизодически, а на системной основе, с учетом угрозы, которую таит в себе преступность в погонах, и последствий, наступающих от сокрытия таких случаев или непрофессионального реагирования на них. Статистика преступлений, совершенных сотрудниками органов внутренних дел, пока серьезно беспокоит все руководство МВД. Радует лишь тот факт, что мы не одиноки в борьбе за чистоту рядов: активно помогают в первую очередь Следственный комитет и Комитет государственной безопасности. Руководство страны знает о нашем курсе на самоочищение и, естественно, одобряет его.

— Какой подход применяет МВД для исправления ситуации?

— С точки зрения собственной безопасности сегодня культивируются три подхода, три критерия оценки любого сотрудника. Первое — насколько законны его действия. Второе — насколько они профессиональны. И третье — насколько они соответствуют статусу офицера с точки зрения внутрикорпоративной этики МВД.

— Можно ли оценить с этих позиций действия милиционера, ставшего участником известного инцидента со стрельбой в Минске в новогоднюю ночь?

— Пока об этом можно говорить, основываясь лишь на тех знаниях о фактических обстоятельствах происшедшего, которые у меня сегодня есть. По оценке МВД (подчеркиваю, не Следственного комитета, который ведет расследование), в действиях сотрудника не усматривается нарушений законодательства, наших инструкций и методик… Тут я ставлю многоточие и добавляю: грубых нарушений. Которые могли бы лечь в основу привлечения его к дисциплинарной, административной или уголовной ответственности. Вместе с тем в личной беседе с этим сотрудником я посоветовал ему факультативно, за счет личного времени уделить внимание своему физическому развитию и психологической готовности к экстренным ситуациям. То есть заняться именно тем, чего ему не хватило в тот момент, когда он попал в сложные стрессовые обстоятельства, заведомо грозящие негативными последствиями. И он эти последствия не смог минимизировать.

— После ДТП, совершенного временно исполняющим обязанности начальника Барановичского ОГАИ, вы говорили о том, что начнутся проверки сотрудников ГАИ с помощью полиграфа… Были ли люди, пытавшиеся обмануть этот аппарат?

— Были и те, кто всячески пытался уклониться от этой проверки. Но должен сказать, что применение полиграфа — вовсе не эксперимент, не свежая новация. Такая практика существует в МВД уже примерно полтора года. Полиграф проходит любой руководитель в милиции, от начальника отдела и выше. Если не проходит — то не назначается на должность. Что касается ГАИ, то дело тут не только в трагическом случае под Барановичами, но и в других неприятных инцидентах, связанных с этой службой в 2016 году. Это несколько уголовных дел, возбужденных в отношении ее сотрудников, в том числе за взяточничество; несколько случаев управления ими автотранспортом в состоянии алкогольного опьянения; несколько эпизодов непрофессиональных действий по составлению протоколов при документировании ДТП и нарушений ПДД. Вот это все легло в основу моего решения, что сотрудники ГАИ при продлении контракта на новый срок или назначении на новые должности обязаны пройти полиграфическое исследование. Подчеркиваю, не все, а только те, кто претендует на продолжение службы или вышестоящую должность. Именно на этих этапах установлен фильтр, который призван очистить систему ГАИ от людей злонамеренных, склонных к нарушениям закона.

— Даже если они еще не успели проявить эту склонность?

— Даже так. В кадровой политике цена ошибок и просчетов слишком высока. И она многократно увеличивается за счет носимых нами формы и погон. Этим обстоятельством объясняется высокая степень, я бы сказал, предвзятости руководства МВД в этом вопросе.

* * *

— Как будет реформироваться милиция? Нередко звучат идеи о радикальных преобразованиях: мол, следует распустить все службы и набрать их заново, пропустив кандидатов через жесткую аттестацию.

— Я изучал опыт бывших советских республик, решивших пойти по такому пути. Изучал не по красивой картинке, которую составляют новая форма, американские машины и улыбчивые полицейские. Смотрел на то, как поставлена работа: графики, нагрузка и, главное, эффективность. И теперь могу ответственно заявить, что по этому пути роковых ошибок мы не пойдем. Отринуть вековой опыт, забыть все, что наработано, уложить машину правоохранительной системы в чужую матрицу и заставить ее шестеренки слаженно крутиться — это не удалось никому. Ни–ко–му. И сколько бы масла в виде модных фуражек и западных пистолетов на эти шестеренки ни лили — ситуация не улучшается. Ссылаясь на этот опыт, никто почему–то не говорит об уровне преступности, об уровне раскрываемости преступлений — о тех реперных точках, на которых, собственно, основывается результативность работы всего правоохранительного блока. Никто не говорит, что сегодня в этих странах внешний лоск полиции становится основным критерием в оценке ее деятельности. Да, улыбчивый, будто с картинки, страж порядка — это здорово, это красиво. Будет и у нас так со временем. Но сегодня основной продукт, который от нас ждут люди, — это эффективная борьба с преступностью, с вытекающей отсюда защищенностью граждан и раскрываемостью преступлений. А раскрываемость у нас, кстати говоря, намного выше, чем во всех странах Балтии, России, Казахстане и многих других бывших советских республиках. В противовес красивой форме мы кладем содержание нашей работы. Считаю, это более важно.

— А какова сейчас численность нашей милиции?

— Она в три с половиной раза меньше, чем об этом твердят неосведомленные источники. Не знаю, откуда они взяли цифру в 1.500 милиционеров на 100 тысяч населения, но реально их сейчас 405 на 100 тысяч.

— Тем не менее это количество будет сокращаться?

— Безусловно. Мы сегодня можем меньшим числом сотрудников обеспечивать те же задачи с тем же практическим результатом, поэтому некоторое количество личного состава будет сокращено. При этом ни один милиционер из органов внутренних дел в приказном порядке уволен не будет. Сами уволятся те, кто не пожелает или не сможет дальше работать. Также будут сокращены вакантные должности, которые сейчас имеются в МВД. Ни одна из служб не останется вне этого процесса. Каждый руководитель пересмотрит штатную структуру своего подразделения и в ближайшее время будет защищать ее новый вид. Под моим взыскательным контролем с точки зрения изыскания резервов, сокращения численности и, возможно, упразднения каких–то рудиментарных функций.

— Можно ли привести пример такой реорганизации?

— Конечно. Несколько лет назад всей патрульно–постовой службе придали полковую структуру по армейской системе. Была создана вертикаль руководства с начальниками полков, их заместителями и т.д. Сегодня мы эти полки расформировали, отдав патрульно–постовую службу начальникам райотделов милиции. Потому что они, отвечая за правопорядок на своей территории, смогут более рационально использовать наряды ППС. При этом были ликвидированы все руководящие посты этих полков, большой команде управленцев предложены места там, где у МВД имеется рабочий некомплект. К слову, этот временный некомплект не пугает: мы прогнозируем, что через некоторое время, возможно, уже через пару лет в милицию будет реальный конкурс — как на учебу в милицейские высшие учебные заведения, так и на службу. Он позволит отбирать наиболее достойных кандидатов.

— Скажите, а как улучшатся условия службы для тех сотрудников, которые останутся в МВД после оптимизации? Нагрузка на них наверняка возрастет. Чем это компенсируется?

— А ничем. Никакой специальной компенсации никогда не было и сейчас не будет. Монетизировать отношения в органах внутренних дел, вообще в офицерском корпусе — последнее дело. Может, прозвучит несколько пафосно, но говорю как есть: главная потребность офицера должна быть в служении своему народу. А зарплата — лишь средство не отвлекаться при этом на удовлетворение бытовых, материальных потребностей. Да, она станет больше за счет экономии средств, мы уже получили соответствующее распоряжение Президента. Также никуда не денутся поощрения, премии, награды и звания. Но главное не в этом, а в практической реализации принципа «Лучше меньше, да лучше». Офицерский корпус Министерства внутренних дел станет компактным, зато более профессиональным и мотивированным. И более высокооплачиваемым, если ваш вопрос был об этом.

— К службе в этом корпусе будут готовить с младых ногтей?

— Да, есть такая идея: чтобы в каждом областном городе был свой милицейский лицей. Пока это удалось осуществить только в Минске, где кадетское училище № 1 имени М.В.Фрунзе было преобразовано в специализированный лицей МВД. В будущем, я надеюсь, подобные учебные заведения появятся при каждом УВД и станут первой ступенью милицейского образования. Но идея на самом деле несколько глубже. Ведь только 30 процентов лицеистов обучаются там на платных условиях — остальные на безвозмездной основе. Потому что большинство детей — из неблагополучных, неимущих семей или сироты. Это как раз та поросль, которая, оставшись без присмотра, в будущем могла бы стать головной болью и общества, и милиции. Принцип такой социализации подростков хорошо известен с давних времен, он работал еще в годы беспризорщины после гражданской и Отечественной войн, работает и поныне. Эксперимент я считаю удавшимся, будем его развивать.

— Какие еще новости ожидают нас в правоохранительной сфере? Насколько они связаны с высокими технологиями?

— Уже сегодня на службе у милиции находятся технологические новинки, о которых 20 лет назад никто и не мечтал. Вот кто мог предположить, что инспекторов дорожно–патрульной службы во многом заменят фоторадары, беспристрастно ведущие контроль скорости и в автоматическом режиме отсылающие в инфоцентр фотографии нарушившего автомобиля с четко видимым номерным знаком? Сегодня мы очень плотно работаем над масштабной программой видеонаблюдения, которая позволит охватить не только дороги, но и все общественные места, важные объекты, дворы и подъезды жилых домов. Это позволит не только раскрывать преступления, но во многом и предупреждать их. Мало кто рискнет открыто нарушать порядок, зная, что его действия фиксируются объективом видеокамеры. Также в программу будут включены средства распознавания лиц, то есть она сможет осуществлять и функции розыска. Но задачи этой интеллектуальной системы еще шире: она будет реагировать на оставленные без присмотра сумки, к ней могут подключаться различные тревожные датчики, например, по линии МЧС или Департамента охраны. Будут отслеживаться и прочие нестандартные ситуации. Например, если человек идет и вдруг падает на улице.

— Большинство окружающих решит, что он пьян.

— А у цифрового стража не будет таких оценочных категорий. Он в любом случае сочтет, что человеку стало плохо, и сигнал пойдет не только в милицию, но и на станцию скорой помощи. Поэтому думаю, что видеонаблюдение будущего сбережет не только имущество, но и спасет немало жизней.

— Доживем ли в конце концов до роботов–полицейских?

— Если отвечать серьезно, то надеюсь, что нет. Живое, человеческое, теплое общение всегда будет цениться выше, чем самое интеллектуальное наполнение холодного железа. Никакой робот никогда не сможет заменить участкового, инспектора по делам несовершеннолетних или оперативника уголовного розыска. Работа милиционера бывает соткана из тончайших эмоциональных нюансов, которые способен распознать и проанализировать только человеческий мозг. Думаю, что никому не придет в голову оставить робота наедине с бандитом, чтобы он побеседовал с ним по душам. Или отправить робота разговорить старушку, которая лучше многих знает обстановку вокруг своего дома. Или по–отечески побеседовать со школьником, склонным к правонарушениям. Нет, с этим справится только грамотный, профессиональный и человечный сотрудник милиции. Потребность в нем, я убежден, будет только расти. Несмотря на самые неожиданные цифровые достижения.

— Есть ли вопрос, который я еще не задал?

— Вы не спросили, что я хочу сказать в связи с наступающим праздником. А мне бы очень хотелось поздравить всех сотрудников и ветеранов органов внутренних дел с огромным событием, которое бывает раз в 100 лет, — вековым юбилеем белорусской милиции.

Уважаемые коллеги! Дорогие друзья! От всей души поздравляю вас с юбилейным профессиональным праздником! Благодарю всех, кто несет свою службу в милиции, за самоотверженный труд и преданность делу защиты правопорядка. Особую признательность выражаю вашим семьям и близким, чья любовь и понимание являются огромной поддержкой в наших нелегких служебных буднях. Желаю всем сотрудникам милиции и военнослужащим внутренних войск, ветеранам, членам их семей крепкого здоровья и благополучия, мира и тепла в ваших домах!

rud@sb.by